А.Ф.ОРЛОВ - АВТОР КНИГИ ПО ТОПОНИМИКЕ
Н.П.Орлова
Молодые годы автора были связаны с литературными кругами Петербурга. Вторую половину своей долгой жизни – около 40 лет – он прожил, проработал в небольшом городе Вельске (ныне Архангельской области). Приехал он туда впервые в 1896 году на службу в управление Вельского Удельного Округа, начальником которого впоследствии стал сам. Уроженец Симбирской губернии, волжанин, А.Ф. оказался на нашем Севере, среди совершенно иного по говору, со своеобразными обычаями, населения. Ему было 40 лет и он был широко образованным человеком. Склад ума натуралиста, очень большая наблюдательность, естественно-научное и гуманитарное образование, глубокое знание языков, исключительная работоспособность позволили ему стать ученым. К своей науке он пришел именно в Вельске. По службе он много ездил по рекам и лесам, вникал в особенности края, вел записи. Так создалась целая книга о названиях мест, в которой к этой теме А.Ф. одним из первых подошел научно. С тех пор топонимика стала делом его жизни. После революции город знал его как бывшего крупного администратора, а теперь преподавателя физики в сельскохозяйственном техникуме. Преподавателя замечательного, это запомнилось его ученикам. Притом главные приборы физического кабинета техникума уже были когда-то приобретены им самим для преподавания сыновьям дома. Юность А.Ф. была в общих чертах типичной для интеллигена-разночинца того времени. Родился он в многодетной семье священника в Симбирске в 1855 году. С отличием окончил общеобразовательные классы Симбирской семинарии, мог бы и дальше идти по надежному пути священнослужителя. Так поступили два его брата. Но он выбрал университет – таков был дух времени. Сдал полагавшиеся для высшей школы экзамены и в 1874 году поступил в Петербургский университет. Молодежь привлекала в образовании уже не философия (как московских гегельянцев 30-40-х годов), а новое направление – естествознание. Ведь И.С.Тургенев (1818-1883) в 1862 году писал своего Базарова "с натуры". И Александр Федорович становится студентом естественного отделения физико-математического факультета (сохранилась студенческая фотография светловолосого, с мягкими чертами лица "шиллеровского юноши"). В автобиографии А.Ф. отмечает, что лекции в это время читали выдающиеся ученые, профессора: химики Д.И.Менделеев (1846-1907) и А.Н.Бутлеров (1828-1886), зоолог А.П.Богданов (1834-1896) и ряд других. Это была пора влияния публицистики Д.И.Писарева (1846-1868), Н.А.Добролюбова (1836-1861), творчества еще здравствовавших Н.А.Некрасова (1821-1878), .Г.Чернышевского (1828-1889), страстных споров молодежи о художественной литературе, о ее героях – Базарове, Инсарове Тургенева, Рахметове Чернышевского – по ним строили собственную судьбу; горячих политических убеждений. Увлекла эта пора и Александра Федоровича, еще больше связав с Петербургом. На втором курсе он вступил в революционный кружок, был близок к некоторым активным революционерам, в частности, к организаторам побега П.Н.Кропоткина из тюрьмы; помогал тем, что работал в подпольной кузнице, распространял запрещенную литературу, предоставлял у себя ночлег. Зарабатывал тогда уроками, ходил пешком на Васильевский остров с Песков (у Московского вокзала). Александр Федорович, несомненно, очень много читал. Вероятно, еще в студенческую пору познакомился с идеями 30-40 годов, сочинениями наших историков, философов, публицистов середины века. По окончании университета предполагал быть писателем. С 1880 года сотрудничал в журнале "Дело" под псевдонимом Плавский, напечатал там три рассказа, из которых сохранился только один ("Детские портреты", 1882, N 12). Это был радикально-публицистический журнал, не преследовавший художественных целей; задачей его было воспитание прогрессивно-мыслящего человека. Его сотрудником и идеологом был Писарев, редактором – с начала издания (1860) до своей смерти – бывший преподаватель литературы Г.Е.Благосветлов (1824 - 1880). Там некоторое время печатался и публицист П.Н.Ткачев (1844-1886) – представитель крайне левых – Бакунина, Нечаева, по делу которого он и отбывал заключение. После смерти Благосветлова редактором стал Н.В.Шелгунов (1824-1891). Как в общественно-политическом отношении эпоху отразила литература, так знаменательную пору в области лесного дела отражает первый период деятельности Шелгунова. Он публицист-шестидесятник и лесовод. Окончил Лесной корпус в 1844 г. Горячий пропагандист своего, русского лесоводства. В 1857 г. напечатана его книга "История русского лесного законодательства" (378 стр.). В журнале "Дело" он постоянно ведет "Внутреннее обозрение", очень много пишет на разные публицистические темы, в том числе страстно отстаивает женское образование (*). В автобиографии Александр Федорович только называет встреченных им в "Деле": писателей Г.И.Успенского, К.М.Станюковича, С.Н.Южакова, Н.К.Михайловского, того же Шелгунова. Однако с некоторыми из них А.Ф. был дружен. А.Ф. отмечает годы 1880-82, время своего участия в журнале, а также окончания университета в январе 1880 г. Он пишет, что с конца 80-го "совершенно случайно попал в Уделы". Не по совету ли (а может быть и содействию?) Шелгунова, который 20 лет назад сам служил в Лесном Департаменте Министерства Государственного Имущества? Служба А.Ф. началась с очень маленькой должности – младшего помощника делопроизводителя (с того места, которое занимал когда-то Гоголь) и копеечной тяжбы, поступившей из Вельска. Прослужив в Петербурге около 4-х лет, А.Ф. делает попытку вернуться к литературному и репетиторскому заработку, тем более, что его рассказы в "Деле" получили одобрительный отзыв критика Краевского. Он уходит со службы, но денег не хватает – впереди женитьба (А.Ф. встретил будущую жену еще курсисткой медицинских курсов. Встреча – на всю жизнь). Через полтора года он возвращается в те же Уделы. Видимо, А.Ф. успел себя проявить: его почти сразу назначают в Симбирскую Удельную контору Надзирателем второго разряда. 1886 год можно считать началом его будущей работы в лесах. Вероятно, как и у Шелгунова, у Александра Федоровича много разъездов по округу, а пребывание подолгу в стационарах позволяет и читать, заниматься самообразованием. 30 последующих лет отданы этому делу, но о нем А.Ф. не рассказывает и не пишет ни строчки. О Шелгунове А.Ф. также больше ничего не говорит. Возможно потому, что автобиография писалась в 1936 г. В 1888г. А.Ф. женится. Будущая жена Александра Федоровича, Вера Павловна, ур. Тумаркина (1862-1899), родом из Бессарабии, очень красивая (есть несколько ее фотографий), одаренная, энергичная, была в то время одной из первых русских женщин-врачей. Окончив с золотой медалью гимназию, она уехала в Петербург учиться. Сдала экзамены на аттестат зрелости и поступила на медицинские курсы. Последовал разрыв с семьей. Училась, живя впроголодь, переболела тифом. Тогда они с А.Ф. и встретились. Первые в России Высшие женские медицинские курсы, впоследствии - Женский Медицинский Институт (1-й Медицинский) были при Николаевском военном госпитале. Их директором был поборник женского образования, профессор Военно-Медицинской Академии химик Александр Порфирьевич Бородин (1833-1887; он же – автор оперы "Князь Игорь"). Наверное, Бородин знал своих подопечных по курсам, и именно он мог рекомендовать талантливую, энергичную В.П.Тумаркину для работы А.Г.Рубинштейну (1829-1894), директору Петербургской Консерватории. По окончании курсов в 1886 г. Вера Павловна стала там врачом (в этом же году Александра Федоровича назначают в Симбирск). Через два года, в мае 1888 г., они венчаются в Симбирске. В семье Орловых до сих пор хранится большая фотография А.Г. Рубинштейна с дарственной надписью Вере Павловне. Ю.А.Орлов пишет, что она проявила себя превосходным диагностом, притом сама была обаятельна. Остались подаренные ей фотографии с надписями вроде "Вере Павловне – замечательному человеку" с подписями Глеба Успенского, Н.К. Михайловского, ветеринара Гуляева и других, видимо, старых знакомых Александра Федоровича. А.Ф. и В.П. оба очень любили и ценили музыку. По-видимому, она была в семье В.П. еще в Молдавии: Юрию Александровичу запомнилась с детства фотография младшей сестры В.П., Софьи, профессиональной пианистки в Дрездене, за роялем (судьба Софьи осталась ему неизвестна; что касается другой сестры матери, Анны Павловны, то в одной из поездок в Швейцарию, около 1960 года, уже после ее кончины, Ю.А. неожиданно встретился с ее учеником, от которого узнал, что она была профессором философии в Берне). Вера Павловна считала музыку необходимой для духовного развития. Александр Федорович в своей биографии вспоминает подробности, как однажды в домашней обстановке Рубинштейн и виолончелист профессор Давыдов **) вдвоем играли целый вечер – Это было поразительно! Было это очень давно, – добавляет А.Ф. В "Автобиографии" и "Воспоминаниях" Ю.А. о петербургском периоде Александра Федоровича не говорится больше ничего. В архиве же А.Ф. сохранилось свидетельство "Сергиевского всей Артиллерии собора" в Петербурге о крещении 14 Апреля 1889 г. дочери его Наталии. Ее крестные: Н.К.Михайловский и вдова виолончелиста Давыдова. Теперь Вера Павловна с девочкой в деревне. Лечит крестьян, хорошо им известна; за живой нрав, энергию ее любовно зовут "Петром Великим". 1890 год записан в формуляре Александра Федоровича очередным повышением в Окружные Надзиратели I разряда Симбирского (Канадейского) округа с базой в селе Томышеве (через два года он переименовывается в Управляющие Удельным имением I разряда). В 1891 г. на Волге голод. Вера Павловна организует одиннадцать бесплатных столовых. 1893 г. Все то же Томышево. В отдалении проходит железная дорога. Маленький дом на краю соснового бора пахнет деревом и смолою. Вера Павловна моет полы сама. Мне представляются солнечные дни... 31 мая (ст. стиля) родился сын – Юрий. В семье еще четырехлетняя любимица-дочка, умница, красивая, похожая на мать. В сентябре того же года, А.Ф. переводится в Киевский Удельный округ. Еще год, судя по нарядной фотографии каждого из детей, семья вполне благополучна. Но в декабре 1894 г. все, все рушится: почти шестилетняя девочка погибает от менингита. Вера Павловна сломилась, она безутешна. Видимо, пытаясь спасти жену и Юру, подхватившего малярию, Александр Федорович круто меняет обстановку. Весной 1896 года, когда становится возможно ехать со слабеньким вторым сыном, родившимся вскоре после смерти сестры, он переводится в Вельский округ Архангельской губернии. Юра смутно помнит (ему три года), что они летом едут на санях. Об этом способе перемещения на нашем Севере говорили наши "заморские гости" ХVI-ХVII веков (Герберштейн и Олеарий). Но это только временное пребывание. Вера Павловна больна. В 1898 г. А.Ф. снова переводится в Алатырьский Удельный округ Симбирской губернии, вероятно, ради детей. А Вера Павловна в марте 1899 г. в Москве умирает. Похоже, Александр Федорович ставит на прошлом крест. Похоронив В.П. на Ваганьковском кладбище, он там больше не бывает. Впоследствии могилу матери Ю.А. найти не смог. Летом 1899 г. А.Ф. навсегда уезжает в Вельск, с ним два мальчика шести и четырех лет. Он включается в службу без отпусков на несколько лет подряд. Убитый сам, с надорванным здоровьем, А.Ф. заставляет себя заниматься физическим трудом, делать гимнастику. Он держит себя в руках до глубокой старости, выполняя "урок" – ходит пешком по нескольку километров в день. Вельск в ту пору был маленьким городком в 130 верстах от железной дороги. Старинный, но крепкий, чистый, с деревянными тротуарами, кварталами лесистых участков у домов, с близко подступающим с одной стороны сосновым бором, на слиянии р. Ваги с ее заливными лугами и меньшей, тихой Вели. Он – центр управления Вельского Удельного округа с его 25-ю (?) имениями. "Служащие округа, – пишет Ю.А.Орлов, – при общем их числе около 130 человек на две – две с половиной тысячи жителей составляли заметную интеллигентскую прослойку". В другом месте: "около 600 человек политических ссыльных разных партий и национальностей – русские, поляки, евреи, немцы, кавказцы, украинцы – студенты, курсистки, рабочие – подчас очень интеллигентные люди". Все лесничие – управляющие имениями – были специалистами с высшим образованием, некоторые (энтомолог Серебренников) имели печатные труды. Служебные функции А.Ф. последовательно определялись его должностями: с 1899 г. – помощника управляющего Вельским Удельным округом; правителя канцелярии (1906); временно исполняющего обязанности начальника округа (1911); начальника округа (1912 г.). Юрий Александрович писал: "В последние годы до революции отец ведал всеми удельными лесами в Вологодской и Архангельской губерниях, лесопильными заводами в Архангельске, куда сплавлялся этот лес для продажи за границу, смолокурением, борьбой со страшными лесными пожарами". Предметом забот А.Ф. были громадные денежные обороты, вопросы профессионализма, дисциплины. Представим себе: Архангельск – своевременная и аккуратная погрузка на пароходы. Высококачественный лес. Его склады и их пожарная охрана. Достаточно современное оснащение лесопилок (А.Ф. ездил в Швецию и Норвегию знакомиться там с заводами, также и на наш, построенный в 1896 г. на реке Ковже). По воспоминаниям И.Н. Сосуновой – дочери одного из управляющих имениями, Н.Ф. Сосунова плоты. Они должны дойти до места назначения в целости, а сборка их –праздничный день в округе: из соседних сел сходится народ смотреть, как плотовщики, здешние же красивые ловкие парни, ловят, балансируют на плывущих бревнах, выпущенных только что из запани. Своевременный подвоз бревен к реке – тогда, естественно, конный. Просеки по кварталам, для этого и как противопожарная мера; смотровые вышки для той же цели. Профилактические наблюдения энтомолога. Рубка по определенной системе. Постоянный обученный контингент работников собственно лесной службы. В "Полной энциклопедии русского сельского хозяйства" 1901 года читаю статью лесовода А.Рудзкого: "Практика определила необходимость разделения обязанностей высшей инстанции на двоих: специалиста с высшим образованием, наблюдающего за каждодневной работой, связанной с деталями лесного хозяйства, и распорядителя с обширным общим и техническим образованием, с достаточным опытом, зрелым характером и просвещенным общим взглядом, дающего импульс хозяйству, руководящего его направлением, производящего продажу лесных материалов и следящего за записями их по счетам и служащего представителем владельца во всех отношениях". Последняя характеристика полностью соответствует деятельности на этом уровне А.Ф.Орлова. Александр Федорович вел довольно замкнутый образ жизни. У детей молодая воспитательница Зина – Зинаида Ивановна, позже участница всех их походов. По вопросам воспитания А.Ф. иногда советовался с женой Н.Ф.Сосунова, Ольгой Николаевной, умной интеллигентной женщиной, со временем матерью семерых детей. Из них старшие мальчики и Орловы дружили. Семья Сосуновых росла, становилась шумной и веселой, Ольга Николаевна принимала участие даже в упражнениях на турнике. Школьное образование детей шло по обычному руслу – с гимназией: девочек в Вельске, мальчиков в Вологде. У А.Ф. своя точка зрения, свои и возможности. Вопросы воспитания и школы обдумывались им, вероятно, давно, еще в пору участия в журнале. Обсуждались они и с Верой Павловной, а она была противницей "казенной школы". Александр Федорович решил учить своих детей дома, сам. "Отец никогда не повышал голоса, учиться у него было легко и интересно"– говорил Ю.А. По приезде в Вельск Орловы жили, снимая квартиру в "голубом доме" у въезда в город со стороны Глинницы. Тут соседями была семья казначея Уделов И.Степанова. Его сын Борис – Борис Иванович, химик, до кончины своей – товарищ и друг Юрия Александровича. Позже жили ближе к центру, в доме доктора Соловьева, имевшего обыкновение временами свой дом перекрашивать, тогда – в желтый цвет. И наконец, когда А.Ф. был уже в больших чинах, – в большом двухэтажном доме Уделов, рядом с Управлением, на Набережной. Обстановка была всегда простой, без украшений, тем более роскоши, излишеств в быте. Главное – удобство. Одежда у мальчиков – косоворотка и сапоги. У них есть лыжи и своя лодка. "Из педагогических соображений, – пишет Ю.А., –нам вменялась в обязанность пилка и колка дров, чистка хлева, копка огорода, столярное дело (учились и слесарному), осмолка и конопатка лодки, вообще всевозможные такого рода работы. Все это пригодилось в жизни! Несмотря на полную обеспеченность, не разрешалось пользоваться услугами домработницы при чистке сапог и одежды. Всегда внушалась демократичность и внимание к "простому" народу, понимание "случайности", в известной мере, своей обеспеченности". И далее: "Очень добрый по существу, но очень строгий на службе, отец незаметно давал нам уроки житейской мудрости. Он наставлял: не сметь никогда брать, в каком бы то ни было виде, помощь от подчиненных: под ее видом идет подчас в сущности взятка!". По-видимому, четко разделялось служебное и личное: постоянно получалась официальная газета "Новое Время". В церковь, по праздникам, А.Ф. вероятно был обязан ходить, а священники наносили ему визит вплоть до 20-х годов. Но не было в доме ни портретов царя, ни икон. Нет никаких сведений, что из литературно-политических "толстых" журналов Александр Федорович выписывал для себя, да и выписывал ли. Но распространенность "Русского богатства" и былые дружеские связи с Н.К.Михайловским позволяют думать, что журнал, выходивший до 1918 года, мог появляться и у него (***). Не внушались сыновьям ни религиозность, ни национализм. Общение со ссыльными было рядовым явлением, но революционность не привилась. У мальчиков была независимость в выборе товарищей. Развлечений у них меньше, чем у Сосуновых, где много детей и весело. В доме Орловых все его члены привычно за делом. В распоряжении мальчиков много книг; приходит широко распространенный иллюстрированный старый журнал "Нива". Здесь нет внешнего лоска, но учат ценить здоровье, и осуждается небрежность к нему. Воспитывается честность, товарищество. Конечно, порой приходило и нежелательное. Ко временам юности относится замечание Ю.А. в его "Воспоминаниях" о вельской интеллигенции: "но не все интеллигентно жили". От И.Н.Сосуновой, всегда тепло вспоминавшей Александра Федоровича, я услышала фразу: "его не считали своим". Может быть потому, что в отличие от других – питомцев Лесного института – он был университетским? Скорее имелось в виду другое: в общественном мнении считалось важным, что Уделы были элитарным учреждением, хозяйственным ведомством императорского двора (для женитьбы Александру Федоровичу потребовалось разрешение Удельного начальства!), и демократичный, чуждый барства и спеси А.Ф. не вполне вписывался в представление о начальстве – сановной особе. Не потому ли А.Ф. пишет, что "случайно попал в Уделы"? Но вероятно главным было то, что у А.Ф. не было привычного для окружающих досуга. Дома он работает – занимается с сыновьями, сидит над картой, очень много читает, пишет книгу. К 1907 году она готова, но он (уже в должности правителя канцелярии Уделов) продолжает работать. Отсюда и "замкнутость" самого Александра Федоровича. Ю.А. говорит: "Отец жил довольно обособленно в свободное от службы время. За всю жизнь он не выпил ни одной капли водки или коньяка; ни вина, ни папирос, ни игральных карт в нашем доме не водилось". Его авторитет, естественно, был велик у сыновей, особенно у старшего; привычкой с достоинством себя вести, способностью всегда спокойно и разумно разобраться, своей справедливостью он вызывал уважение подчиненных. При этом он не был белоручкой, наоборот – что называется, мастер на все руки. В одной из поездок, вспоминал Юрий Александрович, с машиной удельного катера что-то случилось; механик не мог справиться, а А.Ф. ее наладил. Другой, уже анекдотический случай был с пистолетами. Их прислали в Управление для раздачи лесной страже. Вызванные были в затруднении. Не умея с ними обращаться, кто-то спросил – как это? – А вот так! – ответил А.Ф. и попал в самую цель, никогда до тех пор пистолета в руках не держа. С тех пор он прослыл отличным стрелком. В сравнении со скромными личными потребностями А.Ф. имел очень большое жалованье, и мог позволить себе большие траты. У него была скрипка (научился играть уже взрослым), пианино, и оба мальчика учились игре на фортепиано. Старший достиг многого, иногда играл вместе с отцом и даже предполагал посвятить себя музыке. Создалась большая нотная библиотека. Здесь и большой музыкальный словарь-справочник Римана, и солидные книги по истории искусств. Новых журналов, специально художественных, видимо, не было. Собирается вся художественная литературная классика – русская и западно-европейская. Очень много книг о путешествиях, по истории, и для иллюстрации ее – некоторые редкие издания. "От Геродота до Соловьева, Ключевского, кроме того, были переводы путешествий Герберштейна, Олеария, летописи наших монастырей (Ипатьевского и др.) в изданиях Археографической Комиссии и т. д. и т. п.", – писал Ю.А. Для преподавания физики А.Ф. собрал все необходимые приборы, и судя по фотографии, они занимали отдельную комнату. На радость внукам от этого богатства уцелела маленькая действующая модель паровоза... По своему достатку Александр Федорович мог бы ездить с мальчиками за границу, как это иные и делали. Он же дома строит начала высшей школы – дает им основные знания для общего кругозора. У мальчиков развлечений меньше, но очень ценится юмор, пускай порой и грубоватый; очень много общения с природой, серьезных занятий музыкой, вдумчивого чтения, и несмотря на жизнь "в глубинке", самых разнообразных впечатлений. По делам округа А.Ф. много ездил, особенно по рекам. Эти поездки дали ему массу примеров совпадения названий рек и поселений на них, наблюдений над местным говором и бытом. В 1906 году он начал о замеченном писать. Когда представилась случайная возможность напечатать это в виде книги, А.Ф. на свои средства издал ее в 1907 году, озаглавив "Происхождения названий русских и некоторых Западно-Европейских рек, городов, племен и местностей" (Вельск, 1907, 424 стр.). Книга получила положительные отзывы ряда ученых; основная мысль – о первичном значении названий рек – была признана и вошла в историю топонимики. Напечатана книга была впопыхах, А.Ф. предполагал ее переделать, во втором издании сократить. Обстоятельства изменились, все же он упорно продолжал дома над этой темой работать, связывая названия с более древними языками и архаическими верованиями. К концу жизни, в 30-х годах был собран громадный карточный каталог и готово несколько статей, из которых одна – "О значении названий рек" – еще в 1930 году была представлена Вельскому Краеведческому музею (при директоре А.П.Белизине) для печатания здесь в намеченном большом краеведческом сборнике "Важский край" (Картавцов И.М.). B 1940 году эта статья вместе с отзывами была снова послана (тогда из Ленинграда) для печатания в Вельский же Краеведческий музей. Она была получена, но А.Ф. вскоре умер, через год началась Отечественная война – так все и заглохло. Остались в виде рукописей и эта переделанная книга (40 стр. машинописного текста), такая же рукопись "Реки – боги древних" (9 стр.) и большая статья (102 стр.) –обоснование этой темы, к сожалению, со множеством греческого начертания названий, где А.Ф. подчеркивает обожествление водоемов, как общее для всех первобытных культур явление. Выезжать для работы в научных библиотеках по своему служебному положению А.Ф. не мог. Все, что было доступно, он выписывал. Так сложилась его собственная библиотека, насчитывавшая более двух тысяч (судя по номерам сохранившихся книг) названий с рядом ценнейших изданий, из которых некоторые книги, или их копии, и тогда были редкостью. Было там и множество географических карт (не считая учебных карт у сыновей). До 50-х годов у Ю.А. хранилась драгоценная, из многих листов 10-верстная карта Генерального Штаба (ее пришлось сдать в Географическое общество) – она же карта Европейской России Стрельбицкого, которой А.Ф. постоянно пользовался; несомненно и другие разных масштабов и изданий. Из солидных географических атласов сохранились в семье немецкие "Atlas antiquus" изд. J.Perthes'a; Атлас Мира Andreas'а; наш, под редакцией Шокальского атлас Маркса, и другие. Много словарей. При работе А.Ф. широко пользовался языками - французским, а главным образом, немецким (давал иногда и уроки – немецкого, латинского; разумеется, бесплатно). Ссылаться на любых авторов он мог, свободно читая и церковно-славянский, и латинский, и древне-греческий. В своей книге 1907 года А.Ф. приводит множество точных ссылок на наши летописи, на Геродота, на новых и древних ученых. Она печаталась наспех, в ней нет библиографической сводки. Внимательный исследователь книги А.В.Новиков (1994) насчитал в ней более 140 приведенных в ней авторов, плюс ссылки на многочисленные летописи, словари, комплекты крупномасштабных карт. Книга очень интересна. Кроме преобладающей топонимической темы содержит сопоставления сведений о ландшафте, населении, свидетельства истории. Пристальное внимание Александра Федоровича привлекают болота. Разобщая, именно они формируют своеобразный быт, отражаясь даже в верованиях местного населения. А.Ф. пишет о их громадной распространенности (следы ледника) и глубине, уточняет их площадь по губерниям, в частности Полесья (вспомним, что позже, во время войны 1914 года, в знаменитых Пинских болотах погибла одна из наших армий, ее командующий генерал Самсонов застрелился. Отечественная Война на С.-З. фронте тоже заплатила свою дань болотам); о масштабе уже проведенных в С.-З. Крае осушительных работ. Об Архангельской губернии и постройке в 90-х годах ее тонущей в болотах железной дороги. Пишет о фантазиях неких чиновников, предлагавших давать неимущим переселенцам из Средней России наделы в лесах севера Архангельской губернии "для превращения их в культурные земли". Еще резче об этом же писал Шелгунов ("Дело", 1882, N 12, "Внутреннее обозрение") – о проекте колонизации Новой Земли (!), докатившемся в 80-х гг. до русских крестьян-переселенцев в Туркестане ("...около Низации дают новые земли!" – свидетельство моей матери – Н.О.). Пишет о лодках, их громадном значении для обитателей всего лесистого края. Человек очень наблюдательный, упоминает о местных отличиях в постройке лодок. О волоках посуху из одной речной системы в другую (для дальних, главных образом торговых связей) – постоянных точках, потом обрастающих поселками; называет население Руси "лодочниками" (ходят по рекам и вдоль берегов) в отличие от мореходов "корабельщиков". К сожалению, А.Ф. не пишет о нашем поморском Севере. Рассуждения в конце книги о финском элементе в русском генотипе для второго издания "Названия рек" Александр Федорович исключает, как и ссылки на авторов конца XIX в., говоривших о примитивном быте инородцев, вытекающем из физико-географических условий: быт коренным образом изменился. Позже, в рукописи статьи "Реки – боги древних" А.Ф. поднимает интереснейшую тему – о значении водоемов, их злых и добрых духов, в становлении первобытных религий. По достоинству оценивая свои знания, А.Ф. и сыновей учил древним языкам – латыни и началам греческого. Юрий Александрович с благодарностью отмечает, что отец научил его "филологически мыслить". Кроме языков, отец преподавал мальчикам физику, естествознание, географию, историю; следил за выбором литературы для чтения. По другим предметам обращался, как к учителям (в частности, музыки), к приезжим из ссыльных. Среди них в городе было много образованных и просто интересных людей. "Когда мне исполнилось 10 лет (1903 г. – Н.О.), – пишет в своей уже книге Юрий Александрович о "школе" Александра Федоровича, – отец стал брать меня и братишку в служебные поездки. Мы ездили обычно в тарантасе, иногда двуколкой, и в непогоду, и по сухим песчаным "трактам", и по мучительным тряским бревенчатым гатям унылых северных болот, и по непролазной грязи северных дорог. Мы не раз проплыли по Сухоне, всей Северной Двине, Ваге; побывали на Вычегде, Пинеге, Ваенге и на многих других реках. Тысячи километров сделали мы на пароходах, красивых, больших пассажирских, и на маленьких прокопченных буксирных, на маленьких плотиках, на больших тяжелых тесовых "карбасах", и на легких долбленых "осиновках", под парусами и на веслах, на шестах и бечевой. "Год путешествий равен двум годам учения в университете", – говорил отец. Вскоре мы хорошо знали северный лес, сплав бревен, их сплотку в огромные паромы; осмотрели и старые дымные смолокурные печи, и новые душистые канифольно-скипидарные заводы и канатные; много раз бывали на шумных лесопильнях; подолгу любовались в Архангельске бойкой погрузкой леса на большие английские, норвежские, французские пароходы и на огромные четырехмачтовые парусники, привозившие вместо балласта соль и уходившие обратно с огромным грузом теса в свою далекую-далекую Австралию. Мы подробно осматривали северную столицу, ее монастыри и скиты, старые бревенчатые церкви с тесовыми куполами и старообрядческие "молельни"; с жадным детским любопытством смотрели на старинное оружие и утварь в местных музеях и у любителей старины; со страхом – на каменные "мешки" и кости узников в подземельях собора Строгановых в Сольвычегодске; наблюдали быт населения, вслушивались в его своеобразный северный говор, сохранявший "двойственное число", и другие обороты старинной русской речи; наблюдали всё, что считал поучительным отец и что привлекало наше собственное внимание, но прежде всего и больше всего – природу. Нам были показаны с интересными объяснениями сухой, светлый сосновый бор с белым оленьим мхом; влажный темный еловый лес и смена леса на вырубках и на лесных гарях, заросших высоким красным иван-чаем; заболачивание лесных озер, почти нацело плененных наступающим с берегов моховым покровом с мелкими чахлыми сосенками и белой пушицей; размыв и перенос реками собственных берегов; развитие широких заливных лугов с их плодородной почвой и травой в человеческий рост; образование стариц, заросших белыми водяными лилиями, с карасями и другой живностью; поросшие лесом высокие древние речные террасы; бечевник реки, ступенчатый после спада воды; ломки гипса, известняк с окаменелыми раковинами и причудливыми отпечатками морских животных; соляные ключи с остатками старинных солеварен и серные источники; глубокие ямы для ловли тогда-то водившихся здесь северных оленей, и страшные медвежьи капканы в больших лесных муравейниках; массовые переселения белок, плывших через реки, – на все обращал наше внимание отец, волгарь по происхождению, знаток северных лесов и рек по работе, географ и историк в часы досуга. В одну из этих незабываемых поездок мы осмотрели известные раскопки профессора В.П.Амалицкого на Северной Двине, ознаменовавшие собою целую эпоху в изучении древних наземных животных; об этих раскопках в то время много писали и говорили. В высоком-высоком обрыве была сделана огромная выемка, на дне которой лежали громоздкие, неправильной формы глыбы песчаника; внутри них были скелеты древних ящеров. Как раз перед этой поездкой отец купил мне книгу Гетчинсона "Вымершие чудовища". Теперь я и сам увидел, как их находят и добывают; немудрено, что раскопки произвели на меня неизгладимое впечатление, а этот день запомнился на всю жизнь. Отец бывал там и раньше. Ему все подробно показывал и рассказывал сам Амалицкий. Помню живо, как крестьяне, работавшие на раскопках и сопровождавшие нас при осмотре (Амалицкий был в отъезде), говорили: "Ему, слышь, казна отпустила пятьдесят тысяч; да кабы знать, – мы бы сами раскопали костье, да продали бы его в казну за пятьдесят тысяч"... Не удивительно, что книга Ю.А.Орлова "В мире древних животных" посвящена отцу. Сам Александр Федорович очень ценил эти совместные поездки и мечтал о больших путешествиях вместе с сыновьями по выходе на пенсию (пенсия была уже близка, а деньги "на дорогу" откладывались). После революции Уделы кончились. Жизнь сломалась опять. При высоких духовных запросах Александра Федоровича, служебная, полная огромной ответственностью сторона жизни должна была давать большое удовлетворение – держать в руках разумно поставленное и отлаженное дело такого масштаба. "Я службист", – говорил про себя Александр Федорович. Себе цену знал и дорожил своей репутацией. В архиве сохранял выписку, и в автобиографии ссылается на ЕДИНОГЛАСНОЕ (36 чел.) постановление Вельского Уездного Земельного Комитета (от 27.ХI.1917 г.) с ходатайством об оставлении А.Ф.Орлова на занимаемом им посту начальника Вельского Управления Земледелия и Государственных Имуществ, где отмечается его справедливость и "самая хорошая репутация среди народа". Это все, что А.Ф. захотел, и по тем временам мог, сказать в автобиографии. А мог бы рассказать гораздо больше. Вспомним о его путешествиях с сыновьями; рассказать о минувшем – о Симбирских владениях, в которых проработал семь лет (откуда сам был родом), их богатой истории, о самих Уделах ****). Не сюда ли отнести единственное высказывание Александра Федоровича, услышанное мною впоследствии: "демократия стоит народу дороже, чем монархия". Лесное хозяйство оказалось уже в других руках. Невыносимо стало видеть его разорение. Имея собственный педагогический опыт, А.Ф. перешел на работу в школу преподавать физику. Здесь я привожу воспоминания о встрече с Александром Федоровичем Ивана Михайловича Картавцова в 1930 году. ВОСПОМИНАНИЯ О ВСТРЕЧЕ С А.Ф.ОРЛОВЫМ И.М.Картавцов (Иван Михайлович Картавцов, краевед-историк, член Коми-филиала Географического общества СССР, встречался с А.Ф.Орловым в Вельске в 1930 году, о чем рассказывал впоследствии, делая в марте 1964 года доклад "А.Ф.Орлов и его работы по топонимике" в топонимической секции Московского филиала Общества. Копия текста доклада была в свое время послана в Вельский краеведческий музей). ...Познакомился я с ним в начале 1930 года. Меня пригласили работать научным сотрудником в Вельский краеведческий музей. Там я занимался разборкой и приведением в порядок местного краеведческого архива. Директором музея и председателем Вельской краеведческой организации был А.П.Белизин, очень деятельный молодой преподаватель лесного техникума. Он организовал небольшое издательство и очень энергично выпускал всевозможные брошюрки и листовки по борьбе с вредителями леса, по сбору фенологических, этнографических и других краеведческих материалов. Редакция и подготовка этих материалов была поручена мне. В числе изданий был намечен к выпуску сравнительно большой, на 10-15 печатных листов краеведческий сборник под названием "Важский край". Среди готовых уже статей была и статья А.Ф.Орлова "О значении рек в топонимике". На этой почве у нас и состоялось с ним знакомство. Александр Федорович Орлов не оставил после себя музея или какой-нибудь замечательной коллекции, но он много лет проработал в области русской топонимики. Он был пионером в этой области в нашей стране. Конечно, были и до него попытки выяснить, откуда взялись те или иные географические названия. Но в подавляющем большинстве случаев это были небольшие заметки и касались они каких-нибудь отдельных пунктов или районов. Орлов же сделал первую попытку дать топонимический обзор территории почти всего нашего отечества в целом. Впечатление от первой встречи было самое благоприятное. Оно не менялось на протяжении нашего непродолжительного общения и таким и осталось в памяти на всю жизнь. Как сейчас помню его фигуру, умное, выразительное лицо с живыми глазами. Хотя он был более чем вдвое старше меня, вопрос о возрасте не имел никакого значения. На его лице играл легкий румянец, так как зашел он к нам в Музей, возвращаясь с прогулки. Ежедневно ходил он по шоссе, которое соединяло Вельск с Вологдой, и дойдя до верстового столба, начинавшего пятую версту, поворачивал назад. Сделав таким образом восемь верст, возвращался домой. Он зашёл по дороге к нам за какой-то справкой. Познакомившись со мной и узнав, что я москвич, он сейчас же начал задавать вопросы о московской научной жизни. И я сразу увидел перед собой старого интеллигента с широким кругом интересов, чем так выгодно отличались представители старшего поколения от нашего поколения и идущих за нами, замкнувшихся в кругу узких специальностей. В дальнейшем у нас началось более близкое знакомство. Иногда он бывал в Музее, заходил ко мне на дом, но чаще бывал я у него, так как Александр Федорович любезно давал мне читать книги из своей библиотеки. Библиотека у него была большая, до 10.000 томов, и состояла главным образом из книг по естествознанию и истории, были и основные справочники. В разговорах с ним чувствовалось, что он много читал, именно читал, а не просматривал книги. Естественно, что одной из первых наших бесед был разговор о его статье для "Важского края", и тут он впервые познакомил меня со своей теорией географических названий. Он с увлечением рассказывал, как тридцать лет назад он был поражен, что каждая, даже маленькая северная деревушка стоит на одноименной речке или озере, а жителей называют по имени этих рек. При этом бросалось в глаза, что когда северянин говорит о пинежанах, он подразумевает не только жителей малолюдной Пинеги, а жителей сравнительно большого бассейна реки Пинеги. Жители любого района, ограниченного водоразделом той или другой реки, представляли если не племенную, то во всяком случае особую группу населения, имевшую свой особый промысел, уклад жизни, а то и нравы. В дальнейшем, при большем ознакомлении с краем, при путешествиях самыми различными способами, на пароходах, плотах, лодках и шнягах с помощью шестов и бечевы, как передвигались тысячу лет тому назад, для него стало ясно, что это – общее явление. Тогда он достал карту Генерального штаба и стал систематически проверять это явление по всем районам Российской Империи и пришел к убеждению, что его мысль везде находит свое подтверждение. ...Он много рассказывал о старом северном быте, который еще застал в девяностых годах. Рассказывал, что он сам готовил своих сыновей в университет, не желая их на долгое время отправлять в гимназию в губернский город. По многим предметам он сам занимался с ними, для некоторых же предметов приглашал в качестве преподавателей интеллигентных ссыльных. Эти занятия с сыновьями незаметно подготовили его к преподавательской деятельности. Когда после революции ему по состоянию здоровья и возрасту стало трудно заниматься прежней работой, он начал преподавать в техникуме. Видимо, был преподавателем незаурядным, судя по письмам бывших учеников. Заботы о членах семьи и тревоги не оставляют Александра Фёдоровича никогда. Когда мальчики повзрослели и походы делались самостоятельно, старший едва не умер от острого воспалением легких. Можно себе представить Александра Федоровича – от простуды ведь началась последняя болезнь его дочери. В до-пенициллиновую эпоху статистика была иной, нежели сейчас. Вероятно, Юру спасли чистый воздух Вельска и постоянная физическая тренировка. Тот же повседневный режим у младшего, Бори, Бориса Александровича. Но с детской фотографии смотрят грустные серые глаза худенького ребенка. Борис на два года моложе брата, и кончить Петроградский университет ему не дает война 1914 года. Он становится офицером; перед самой революцией попадает под газовую атаку немцев. Возвращение в Вельск сопряжено и с его нездоровьем и с постоянным страхом за него: бывший офицер царской армии, а сам Александр Федорович – большой чиновник зазорного царского ведомства. Дом на примете. В ноябре 1918 года появляется комиссия ЧК. Обыск. Судя по протоколу, обошлись милостиво: ложки, кольца, в том числе обручальные, подлежали реквизиции, а небольшие продовольственные запасы и домашнее хозяйство оставалось "в пользовании владельцев". Очень даже скромные запасы на большую уже семью: Зинаида Ивановна Филатова (ур. Александрийская), бывшая воспитательница мальчиков, к 1917 году овдовела и с двумя маленькими детьми вернулась в Вельск, в дом Александра Федоровича, чтобы вести хозяйство. Службы у Бориса нет, она надежна лишь у учителя средней школы, а затем преподавателя техникума Александра Федоровича. Постоянного заработка у сына нет. По счастью, Борис бывает рядом, в маленьком скипидарном заводике (показывал мне его уже в 1924 году). С конца 1919 г. он, как и Александр Федорович – преподаватель сельхозтехникума: пригодились университетские знания химии. Но занимается и извозом, косит сено. Женился, теперь в доме третий ребенок – дочь Ольга; не обойтись без коровы. Несколько лет спустя он едет для усовершенствования в Казань, где профессор органической химии А.И.Луньяк берет его в свою лабораторию. Отлично подготовленным он возвращается в Вельск и продолжает увлеченно преподавать свою науку. Следит за литературой, бывает на съездах. В конце 50-х – начале 60-х гг. ему временами поручалось и чтение разделов физики. Это заставляло готовиться самому, держаться на должном уровне. Работал с большим напряжением, не допуская и мысли об уходе на пенсию. Но итогами экзаменов своих учеников был доволен. Очень любил и хорошо знал природу, писал брату о заметных и необычных явлениях ее. Случалось принимать участие в охоте на медведя; последний раз – неожиданная встреча в лесу меньше чем за три недели до кончины – от сердечной недостаточности – 2 января 1962 года. Счастливее сложилась судьба Юрия Александровича. Окончил университет в Петрограде, несколько лет был преподавателем медицинского факультета Пермского университета, стал ученым. Сперва гистологом, известен позже как палеонтолог, академик и профессор МГУ. Ему принадлежит идея создания образцового, даже по западным критериям, специально палеонтологического музея. Этому делу он отдал много сил и последние годы жизни. Палеонтологический музей Академии наук СССР открыт в Москве в 1987 г. и носит имя Ю.А.Орлова. Между Юрием Александровичем и отцом была всегда живая переписка. Интересами сына А.Ф. жил. Я познакомилась с Александром Федоровичем, моим свёкром, в Вельске в 20-х годах и приезжала туда с детьми на лето. Об Уделах дома вообще не говорили. Он сам о своей прежней работе – никогда. Не слышала я и чтобы походя вспоминали Веру Павловну. Имя же Юрия Александровича, "Юры Большого", произносилось часто, с любовью и уважением, а отец бывал бесконечно рад, когда тому удавалось "заскочить" в Вельск перед экспедицией. Большей частью помню Александра Федоровича молчаливым, сосредоточенным на каких-то мыслях; внимательным, ласковым к детям дедушкой. Я никогда не видала его раздраженным, озлобленным. В споры со старшими членами семьи не вступал, какая бы с его точки зрения ошибочная мысль, в том числе и моя, ни утверждалась. Что касается педагогических "приемов" А.Ф., то не могу себе представить, чтобы он кому-либо сделал замечание прилюдно. Так велика была его деликатность, уважение к чувству собственного достоинства другого, независимо от возраста. Вспоминаю кое-где в семьях практиковавшееся обсуждение провинностей в конце недели – как специальный прием... Узнала Александра Федоровича как мягкого, доброго человека очень твердых моральных устоев, требовательного к себе, очень усталого, даже подавленного обстоятельствами и запретами, однако продолжавшего много добра делать другим. Много, много позже я смогла оценить его талантливость, настоящее человеколюбие, самообладание, исключительное чувство ответственности, необыкновенное мужество. Техникум Александра Федоровича не радовал: досаждало всякими придирками начальство. При своей обычной исполнительности Александр Федорович не позволял себе послеобеденного отдыха, крепился из опасения, что начальство отправит на пенсию по возрасту ли, потому ли, что "социально чуждый элемент". Ученики относились хорошо, иногда писали, вместе снимались. Дом жил своими порядками. В общем хозяйстве Зинаиды Ивановны – ее главная забота – А.Ф., семья Бориса и ее собственные дети: "Юра Маленький", развитой мальчик, который осенью 1930 г. уехал кончать среднюю школу к брату отца А.Ф.Филатову в Ленинград; а его сестра Тася росла у матери на побегушках "чумичкой". Сама Зинаида Ивановна от общей скудости отказывала себе во всем, а Тася была не из интеллектуальных детей. Были и другие упущения, о которых старались Александру Федоровичу не сообщать. Юру Маленького и своих внуков Олю и Алика (род. в 1928 г.) А.Ф. до конца жизни очень любил. Особенно Олечку (род. в 1923 г.), которая на его и Зинаиды Ивановны руках выросла, в его комнате так и жила и была очень привязана к дедушке. Ей же он завещал личные письма. Еще учась в школе, она выбрала медицинский институт; кончив его в Казани после войны, стала детским врачом, работала и умерла в 1989 г. в Таллине. Внук, Александр Борисович, музыкально очень одаренный, кончил Исторический факультет МГУ, позже работал и умер в 1982 г. в Вельске. Дети Юрия Александровича – Всеволод (1926) физик; Роман (1929) геолог; Олег (1932) биолог; Наталья (1937) виолончелистка. До конца лета 1930 г. Александр Федорович занимался, как прежде со своими, с сыном Зинаиды Ивановны. Когда он находил время и силы для своей работы?... И все же к 1934 году был приготовлен доклад для Географического Общества. Приезжал в 1936 г. в Ленинград. Только в 1937 г. Александр Федорович выходит на пенсию и зимой живет в Ленинграде с семьей старшего сына. И здесь он учит – старшего внука – латинскому языку, проходит с ним по школьному курсу математику, русский, и тот опережает сверстников. (Как и у его отца, в призывном возрасте это решает их дальнейшую судьбу). Необыкновенно нежно относился к крошечной внучке. "Как она смотрит!" – говорил он. С Александром Федоровичем его громадный научный материал. Собрана картотека в 7000 названий. Еще в 1936 г. он в автобиографии пишет: "В настоящее время мною написаны еще работы об именах греческих, малоазиатских и финикийских богов, и об именах славянских и инородческих богов. Первая, довольно большая (7 печатных листов) не находит издателя. Затруднения увеличиваются обилием в ней греческих слов". Эта работа А.Ф. – из области общей истории культуры. Неоднократно упоминает он о своем карточном каталоге рек, составленном по 10-верстной карте Стрельбицкого (Генерального штаба). Юрий Александрович старается чем возможно помочь отцу. Знакомит его с рядом ученых; это очень оживляет А.Ф. Его работа заинтересовывает и их. Казалось, начало что-то налаживаться с печатанием в Риге. Но снова неблагоприятно сложилась обстановка. Ю.А. с 1935 г. в составе Академии наук переведен в Москву. Они переписываются по поводу печатания работ А.Ф., но сам Ю.А. бывает в Ленинграде только наездами для чтения лекций в Университете. Надвигается война. О печатании книги в Риге больше слышать не приходилось, пропала возможность, может быть, и сама рукопись. В Ленинграде Александр Фёдорович живет с нами две зимы 37-38 и 38-39 гг. На зиму 1939-40 года он остался в Вельске. В конце апреля – начале мая тяжело простудился. 13 мая 1940 года его не стало. Могила его на Старом кладбище города, где с 1992 года установлена гранитная плита. Александр Федорович умер в доме Макаровых, покойной свекрови Бориса, где семья А.Ф. продолжала жить и после войны. Время шло, из жизни ушли в 1962 г. Борис Александрович, в 1973 г. его жена Мария Александровна, в 1982 г. сын Александр Борисович; а ранее того уехала в Таллин из Вельска Ольга Борисовна, оставшаяся наследницей дома. От библиотеки Александра Федоровича сохранилось немного. Часть он сам отдал городской библиотеке, оставшееся дома приходилось держать частично на чердаке... Ноты из библиотеки давно увез Юрий Александрович. Уцелевшие книги наследники поделили между двумя домами Москвы и Таллина. Никакого архива не сохранилось, кроме научного, который был в доме Юрия Александровича, и в основной его части в 1952 г. сдан им в Архив Географического Общества СССР в Ленинграде. Часть архива – копии – осталась у наследников Ю.А. и ждет возможности опубликования. О служебном архиве (Уделов) в конце 60-х годов спрашивали какие-то приезжие, но дома не было ничего; и сохранялось ли что-либо у Александра Федоровича – неизвестно. * Московская часть научного архива А.Ф.Орлова содержит в рукописях статьи: 1. О значении названий рек в топонимике (40 стр.). 2. Программа доклада в Географическом Обществе, 1934. (2 стр.). 3. Реки – боги древних (9 стр.). 4. То же, перевод на немецкий. 5. Происхождение греческих, малоазиатских, финикийских богов и их имен. (102 стр. + 2 стр. литературы). 6. Происхождение некоторых древнеславянских и финских богов и их имен (87 стр.), в архиве Географич. Общ-ва, Ленинград, фонд А.Ф.Орлова No. 42. – единственный экземпляр. = *****) 7. Карточный каталог – имена богов (и названий рек). * Отзывы, имеющиеся в печати, на книгу А.Ф.Орлова "Происхождение названий русских и некоторых западноевропейских рек, городов, племен и местностей" (Вельск, 1907 г., 424 стр.): 1907 г. – в журнале "Живая старина", вып. 1-4. 1907 г. – Д.Н.Анучин (1843-1923), в журнале "Землеведение", N1. Два официальных отзыва 1940 г. о работе А.Ф.Орлова "О значении рек в топонимике" от Географического Общ-ва 9В.П.Семенова-Тяньшанского, и от Ин-та языкознания им. Марра АН СССР за подписью А.Попова должны быть в архиве Вельского Музея. 1979 г. – Э.М.Мурзаев, в Книге: "Очерки топонимики" (Изд. АН СССР, М., 1979, 381 стр.), – стр. 35, 39-40, 45. * Поздние статьи А.Ф.Орлова: "Значение рек в топонимике" (32 стр., сокращенной редакции его книги) и "Реки-боги" (9 стр.), еще нигде не опубликованы. Между тем, широта затронутой темы, ее связь с историей безусловно заслуживает внимания и обсуждения. Названия рек, имена богов позволяют судить о географических перемещениях, а скульптурные изображения (в виде рыб) в Библейских странах – о глубокой древности культа водоемов. Особенно "Реки-боги" не потеряла актуальности. Это видно по интересу к бытующим и доныне народным обычаям (см. заметку Ник. Яременко о распространенном обычае празднования "Костромы" в подборке "Месяцеслов", газета "Экстра М" N 60 (108) от 29 июня 1994 г., стр. 16). Статья "Реки – боги древних" представляет исключительный интерес в культурно-историческом плане: в ней излагается подкупающе правдоподобная версия того, как изначально идентичные с названиями рек имена собственные божеств – хозяев и покровителей этих водоемов (Бог, Ведьма, Чорт, Чур, Яга) - позже перешли в обиход, утратив исходный смысл и черты персональной принадлежности. * Мой очерк составлен по автобиографии А.Ф.Орлова, его послужному списку, биографии "А.Ф.Орлов" и "Заметкам о семье" Ю.А.Орлова и 1-й главе его книги "В мире древних животных"; по личным воспоминаниям Ю.А. и Н.П.Орловых, и по воспоминаниям И.М.Картавцова. Памяти А.Ф. было посвящено заседание топонимической комиссии с докладом Картавцева; ему же принадлежит статья «Вельский краевед-географ» в газете «Ленинский путь» (Вельск, 29 мая 1965 г.). Несколько публикаций появилось в газетах Вельска, Вологды, Архангельска. Среди них очерк Е.И.Овсянкина «Если Вас заинтересует... (Орловы, русские советские интеллигенты из Вельска)» в «Правде Севера» (Архангельск, 13, 15 января 1988 г.). В 1965 г. Ю.А.Орлов запрашивал относительно отца Архангельский краеведческий музей; статья точно передает эту переписку и материалы, полученные Е.И.Овсянкиным непосредственно от Ю.А.Орлова и повторена им в 1992 г. в N 12 журнала «Важская Область» (Шенкурск). Объемистый архив Уделов находится в Петербурге, в Центральном Гос. Историческом Архиве (фонд 515), откуда и был получен послужной список (формуляр) А.Ф.Орлова. В 1902 г. в СПб вышел юбилейный том "История Уделов за 100 лет их существования. 1797-1897". Большая статья "Уделы" (через "ять") имеется в Энциклопедическом словаре Брокгауза и Эфрона - книга 68 (том 34), стр. 587-90. Ценную инициативу проявил Вельский Краеведческий музей, организовав 27-28 XI 92 краеведческую конференцию памяти П.С.Воронова. Активно включилась в выполнение этого мероприятия и типография города. Ныне музей отметил свое 75-летие. Хочется думать, что Вельск сделал бы верный шаг на пути к закреплению своего доброго имени как одного из культурных центров Севера, если бы опубликовал вышеупомянутые научные работы А.Ф.Орлова.
================================
Примечания:
*) Николай Васильевич Шелгунов (1824-1891), много печатавшийся публицист, был очень яркой фигурой, притом и в своей, в отличие от других писателей, практической области – лесоведении. Рано потеряв отца, учился в военизированной казенной школе, привившей к ней отвращение. Но это была лесная школа, и кровным стало само дело. Энтузиаст, пропагандист его, Шелгунов был некоторое время сам преподавателем Лисинского (под Петербургом) учебного лесничества. Выделял именно русское лесоводство. В 1857 г. вышла его книга "История русского лесного законодательства" (378 стр.). В те же годы он – редактор первого специального "Лесного журнала". Раньше, в письмах к своей будущей жене, пишет о женском образовании; тема "женского вопроса" им развивается впоследствии в печати. Он и жена гуманитарно широко образованные люди. Л.П.Шелгунова – переводчица с английского больших романов. В поездке за границу познакомились и увлеклись идеями социализма. Дома знакомятся и сближаются с Чернышевским. В круг их друзей и знакомых входят солидные переводчики: В.О.Ковалевский (1842-1883), усиленно занимавшийся переводами Лайеля, Гексли и других капитальных трудов по естествознанию (позже из-под его пера выходят переводы свежих глав "О происхождении видов" Дарвина). Близкий друг Шелгуновых, публицист-революционер, поэт Михаил Ларионович Михайлов (1829-1865), известный нам как переводчик Шиллера, Гейне, Беранже. Другие – по преимуществу литераторы, представители русской интеллигенции, участвующей в революционном движении. Время – Крымская война и после манифеста об освобождении крестьян.
Шелгунова на его лесной службе в Уделах нещадно эксплоатирует его начальник, министр Управления Государственных Имуществ М.Н.Муравьев (1796-1866), прозванный "вешателем" за участие в усмирении польского восстания 1830-31 гг. В 1862 г. Шелгунов уходит в отставку и со свойственной ему страстностью переключается на революционную работу. Вместе с Михайловым пишет очень резкие прокламации "Письмо к молодому поколению" и воззвание "К солдатам". Михайлов берет вину на себя (семьи нет), попадает на каторгу. Шелгуновы бросаются его спасать, едут в Сибирь, но Михайлов вскоре погибает, а для Шелгунова – два года тюрьмы и ссылка (в Вологду и другие северные города). Оттуда и по возвращении больше двадцати лет он пишет в журналы; с 1880 г. редактирует "Дело". Здесь он помещает ежемесячное "Внутреннее обозрение", касается разных вопросов – финансовых, земельных, образования и других важных тем. Пишет до конца жизни. Судя по похоронам в 1891 году Шелгунов как публицист хорошо известен и среди молодёжи, и в рабочих кругах.
Что касается "Лесного журнала", то он был основан в 1843 г. при содействии выдающегося государственного деятеля эпохи Николая I, выходца из Германии, министра финансов Е.К.Канкрина (1774-1845), приведшего в порядок русские финансы. Ещё в 1833 году он издает "Инструкцию по лесоустройству" для Уральских горных заводов, пожиравших леса, отмечая, что лесное хозяйство не менее важно, чем горное дело. Она долгое время считалась специальной энциклопедией. Канкрин соблюдает интересы казны.
"Лесной журнал" стал привлекать к себе лучшие силы, такие как А.Е.Теплоухов (1811-1885), бывший крепостной Строгановых, посланный ими на выучку в Германию. После возвращения он – блестящий практик и пропагандист, написавший первое русское руководство по лесоводству на смену немецким и многое другое для "Лесного журнала". Отдавая силы лесному хозяйству более тридцати лет, он связывал с ним, как и с землей, интересы крестьянства. Но разочаровался в реформах 1861 г. и от публицистики отходит. Успевает ещё много сделать в области уральской археологии.
В "Лесном журнале" сотрудничают и ученые, и частные лица – практики.
**) Карл Юльевич Давыдов (1838-89) – замечательный виолончелист, профессор, дирижер, музыкальный деятель. В 1876-86 был директором Санкт-Петербургской консерватории, одним из постоянных членов Императорского Русского Муз. Общества. В России и за границей неизменно пользовался репутацией первоклассного виолончелиста, игра которого отличалась тонкостью исполнения, техническим блеском и красотой тона.
(Давыдов обладал всемирно известным инструментом – виолончелью Страдивари, подаренным ему русским меценатом графом Матвеем Юрьевичем Виельгорским (1787-1863), тоже виолончелистом, владельцем коллекции смычковых инструментов и родовой нотной библиотеки, одним из учредителей ИРМО. Дом его брата, Михаила Юрьевича (1788-1856), также знатока и мецената, в первой половине XIX века был средоточием музыкальной жизни России. Шуман, Лист, Берлиоз и др. в своих воспоминаниях о России с благодарностью и уважением отзывались о Виельгорском (см.: Г.Риман. Музыкальный словарь, пер. с нем., 1896).
***) Николай Константинович Михайловский (1842-1904) – один из преемников Некрасова по "Отечественным запискам", позже главный редактор "Русского богатства" – журнала, уже отошедшего от крайностей Писарева, с 90-х годах очень распространенного в кругах русской интеллигенции. Это был литературно-критический и научный ежемесячный журнал, постоянно следивший за литературой, политической мыслью и событиями у нас и за рубежом. Социолог, известный публицист и литератор, в 70-х годах близкий к "Народной Воле", Н.К.Михайловский обладал выдающейся эрудицией и большим литературным талантом. Выражал "созидающий" период русской мысли, сменивший период "ниспровержений" Писарева, место которого занял в новейшей литературе как "первый критик" и "властитель дум" молодежи. Ему принадлежит ряд заметных статей, вошедших в классическую русскую литературу, такие выражения как "кающийся дворянин" и другие. Был против "толстовства", с другой стороны – против марксизма, за что был раскритикован Лениным. Отстаивал творческий дух в индивидуализме и идеи служения обществу. (См. Брокгауз и Эфрон т. 38 стр. 491).
****) УДЕЛЫ. Павел I, в лесоводстве достаточно хорошо разбиравшийся, еще в 1797 г. учредил Уделы – "подсобные хозяйства" царской семьи, в расчете на постоянный доход от лесов. Так они возникли в Вологодской и Архангельской губерниях, прикупались и в других местах. К концу столетия удельные леса Севера приносили очень большой доход. После освобождения крестьян в Средней России распространилась порочная практика многих частных владений – продажа лесов на вырубку. В Уделах же лесное хозяйство велось на высоком уровне с применением опыта лесоводов, с очень большими затратами на ведение хозяйства в целом. При хорошей организации это себя оправдывало.
В отличие от окраинных "первозданных" лесов Архангельской, Вологодской губерний, симбирские леса удельных имений были тесно связаны со всей отечественной историей. Они множились за счёт покупок. Пример беру наугад: вот запись в графе приобретений архива Главного Управления Уделов (фонд 515) – о покупке в Симбирской губернии имений Бестужевых (1864 и 1871), Давыдова (1892); об отказе внукам Дениса Давыдова в выкупе ими из Уделов своего родового имения, деревни Софьино Сызранского уезда Симбирской губернии (1894); об отказе матери А.С.Грибоедова купить в Удельном ведомстве её имение: Выдать ей пенсию за погибшего сына (11. I. 1830). Любопытны другие приобретения. Об отводе в Удел земли в Кубанской области и в Пятигорском уезде Ставропольской губ., оставшейся свободной после ухода в Турцию ногайцев и черкесских племён – 1869 г. В Приморской области: о передаче в гос. владения земель Приморской области (1874), о создании фактории в бухте Находка и установлении для неё особого флага (14 III 1869); о командировании чиновника в Уссурийский край для осмотра его богатств и определения земель, выгодных для приобретения в Удельное ведомство с последующим заселением их переселенцами из России (20 XI 1865); о предоставлении ссуды финскому обществу. Архив содержит сведения о лесном хозяйстве, промышленности, народном образовании (Вельский уезд, 1900, 1904) и многое другое. Несомненно, Александр Фёдорович был знаком с архивом, как и со всей историей лесного хозяйства.
К концу XIX столетия в России несколько лесных школ. Петровский сельскохозяйственный и лесной институт (ныне Тимирязевская Академия) существует уже с 1862 г. Это одна из наиболее демократических, соответствующих умонастроению молодежи высших школ. В её стенах лесоведение представлено будет выдающимися специалистами, профессорами Г.Н.Высоцким (1865-1940), Г.Ф.Морозовым (1867-1920). В.В.Докучаев (1846-1903) работает не на голом месте. Как и основоположник русской климатологии А.И.Воейков (1842-1916) он пишет о полезащитных полосах, о значении леса. Общественная мысль зреет, и лесоводство – не только экономическая задача. О деятельности врача, учителя, лесничего говорят наши лучшие писатели.
А Уделы принимаются и за коневодство, и за виноградарство...
--------------------------
Защитником лесов явился Е.Ф.Канкрин, немец и русский граф, министр финансов при Николае I, написавший для горных заводов Удела инструкцию по лесному хозяйству, с 30-х годов долгое время считавшуюся энциклопедией лесоводства. Он же способствовал основанию специального "Лесного журнала" (1843). Деятельным сотрудником журнала был известный лесовод А.Е.Теплоухов (1811-1893), бывший крепостной Строгановых, ими посланный для обучения в Германию – страну давнего лесного хозяйства. Вернувшись, Теплоухов успешно занимался приведением в порядок строгановских лесов в Приуралье. Как и Шелгунов, он горячо пропагандировал именно русскую систему ведения лесного хозяйства.
--------------------------
Специально о вельских лесах был намечен доклад доцента Архангельского лесотехнического института П.И.Войчаля в Московском обществе испытателей природы (МОИП) на 10 октября 1980 г. в секции охраны природы и истории лесного дела, озаглавленный "Леса и лесное хозяйство Вельского Удельного округа". Доклад не состоялся, материалов его МОИП не получал. Темой же заинтересовались, но тогда списаться с автором не удалось. Весной 1981 г. МОИП обратился в Вельский Краеведческий музей с просьбой сообщить, какими материалами по характеристике лесного хозяйства бывшего Удельного округа в экспозициях или фондах он располагает. Ответ был – их у музея нет.
Длительные поиски завершились пока письмом самого Павла Иосифовича Войчаля (23 XI 92): "Сообщаю Вам, что эти данные в сокращенном виде были опубликованы в "Известиях высших учебных заведений", "Лесной журнал" N 4 1980 г. под заголовком "О корабельных лесах на Архангельском Севере" (1 стр.). Полностью статья не была опубликована, она содержит 15 страниц машинописного текста и 15 таблиц".
(Последняя правка Н.П. – 21 мая 1995 г.).
(Правка ОЮ 6.01.2010.)
*****) – если не ошибаюсь, это есть и в коробке с рукописями А.Ф. у меня под столом, т.е. в Географическом Обществе – не единственный экземпляр. – ОЮ, 11 января 2010.
Комментариев нет:
Отправить комментарий